Неточные совпадения
Вернулся Хлудов в Москву, женился во второй раз, тоже на
девушке из простого звания, так как не любил ни купчих, ни барынь. Очень любил свою жену, но пьянствовал по-старому и задавал свои
обычные обеды.
Молодая
девушка почувствовала на себе эти сосредоточенные, внимательные взгляды, однако это ее не смутило. Она прошла через комнату своею
обычною ровною поступью, и только на одно мгновение, встретив короткий из-под бровей взгляд Максима, она чуть-чуть улыбнулась, и ее глаза сверкнули вызовом и усмешкой. Пани Попельская вглядывалась в своего сына.
— Что будет через эти два дня… Боже мой!.. А я вас познакомлю с одной замечательной
девушкой. В ней виден положительный талант и чувство, — добавила маркиза, вставая и впадая в свою
обычную колею.
С нею кутил какой-то купец, который накануне устраивал райскую ночь, и злосчастный бенедиктин, который на
Девушку всегда действовал с быстротою динамита, привел ее в
обычное скандальное состояние.
А музыка лилась; «почти молодые люди» продолжали работать ногами с полным самоотвержением; чтобы оживить бал, Раиса Павловна в сопровождении Прейна переходила от группы к группе, поощряла молодых людей, шутила с своей
обычной Откровенностью с молодыми
девушками; в одном месте она попала в самую веселую компанию, где все чувствовали себя необыкновенно весело, — это были две беззаботно болтавшие парочки: Аннинька с Брат-ковским и Летучий с m-lle Эммой.
Маска оказалась хорошенькой двадцатилетней невинной
девушкой, дочерью шведки-гувернантки.
Девушка эта рассказала Николаю, как она с детства еще, по портретам, влюбилась в него, боготворила его и решила во что бы то ни стало добиться его внимания. И вот она добилась, и, как она говорила, ей ничего больше не нужно было. Девица эта была свезена в место
обычных свиданий Николая с женщинами, и Николай провел с ней более часа.
Он смотрел, не возражая ей. В нём бушевало чувство недовольства собой. Он привык считать глупыми людей, не соглашавшихся с ним; в лучшем случае он признавал их лишёнными способности развиться дальше той точки, на которой застыл их ум, — к таким людям он относился с презрением и жалостью. Но эта
девушка не казалась ему глупой, не возбуждала его
обычных чувств к оппонентам. Почему же это? Он отвечал себе...
Цветущая здоровьем
девушка сидела против него, откинувшись на спинку кресла, плотно обтянутая материей костюма, позволявшего видеть пышные формы её плеч и груди, и звучным голосом, полным властных нот, говорила ему пустяки,
обычные при первой встрече незнакомых людей.
«Лёра, а мне можно съесть такую пилюлю?» — «Нет». — «Почему?» — «Потому что тебе не нужно». — «А если съем — я умру?» — «Во всяком случае, заболеешь». Потом (чтобы успокоить читателя) обнаружилось, что пилюли — самые невинные, contre les troubles [Успокоительные (фр.).] и т.д. — самые
обычные барышнинские, но никакая нормальность их применения не вытравила из меня странного образа желтолицей молодой
девушки, тайно наедающейся из комода сладкого ядовитого серебра.
Немало гостей съехалось, и все шло
обычной чередой: пели
девушки свадебные песни, величали жениха с невестою, величали родителей, сваха плясала, дружка балагурил, молодежь веселилась, а рядом в особой комнате почетные гости сидели, пуншевали, в трынку [Трынка — карточная игра, в старину была из «подкаретных» (кучера под каретами игрывали), но впоследствии очень полюбилась купечеству, особенно московскому.
Раздвоялись ее мысли. Скучающий отец и призвание от тьмы неведения к свету сокровенной тайны!
Обычная жизнь купеческой
девушки и вольная, свободная, восторженная искательница благодати. Там — «изменщик» Петр Степаныч, здесь — таинственный духовный супруг… Но что ж это за духовный супруг?.. Узнаю ль когда?.. Скоро ли?
Нан взяла первый попавшийся стул и села подле Дуни. Сохраняя на лице своем тот же
обычный чопорно-невозмутимый вид светской
девушки, она расспрашивала Дуню о приюте, не забывая в то же время усердно подкладывать на ее тарелку лучшие куски.
И вся холодея и замирая от страха, она по-прежнему зоркими, внимательными глазами вглядывается в полутьму. Постепенно затихают вокруг нее вечерние звуки… Прекращается шепот сонных
девушек… Воцаряется
обычная ночная тишина… Вот только вздохнул во сне кто-то… да тихо вскрикнул в противоположном конце спальни, и все снова затихло в тот же миг.
Как во сне прошла вторая половина спектакля для Дуни… Бедные нищие юноша и
девушка, по ходу пьесы обращенные феей в королевских детей, скоро, однако, тяготятся своей новой долей. Им скучно без
обычного труда, среди роскоши и богатства придворной жизни… Дворцовый этикет с его церемониями скоро надоедает им, и они со слезами бросаются к ногам доброй феи, умоляя ее превратить их снова в бедных крестьян. И волшебница Дуня исполняет их просьбу.
Едва я тщательно вывела
обычную немецкую фразу: «Wie schon ist die grune Viese» (как прекрасен зеленый луг), как на пороге появилась девушка-служанка, позвавшая меня в гардеробную.
Кругом стояло
обычное шуршание сворачиваемых листов, спины
девушек обнообразно сгибались и разгибались.
Строгие лица святых глядели на этих двух женщин. Лицо игуменьи Досифеи, вставшей с колен и уже силою воли, видимо, преодолевшей первый порыв волнения, с
обычной строгостью обращенное на молодую
девушку, имело сходство с ликами старинного письма, глядевшимися из киота.
Он думал застать Ксению Яковлевну и Домашу в рукодельной, но их там не было. Сидевшая на своем
обычном месте Антиповна приветливо ответила на его поклон, поклонились ему с улыбками и сенные
девушки, сидевшие за пяльцами.
Владимир, несмотря на свою
обычную апатию, увидев в первый раз сестру своей жены в полном блеске ее юной красоты, не спускал с нее взгляда, смущавшего и заставлявшего краснеть молодую
девушку.
А Ермак все не шел.
Девушки в волнении ходили по комнате, заглянули в рукодельную. Там шла
обычная работа и на своем
обычном месте сидела Антиповна.
В доме посадника еще никто не знал о происшедшей ссоре жениха с отцом невесты, а потому по
обычному порядку в дом к нему собрались на свадебные посиделки
девушки — подруги невесты, которая еще убиралась и не выходила в приемную светлицу. Гости, разряженные в цветные повязки, с розовыми лентами в косицах и в парчовых сарафанах, пели, резвились и играли в разные игры, ожидая ее.
В доме посадника еще никто не знал о происшедшей распре жениха с отцом невесты, а потому по
обычному порядку в дом к нему собрались на свадебные посиделки
девушки — подруги невесты, которая еще убиралась и не выходила в приемную светлицу. Гостьи, разряженные в цветные повязки, с розовыми лентами в косицах и в парчовых сарафанах, пели, резвились и играли в разные игры, ожидая ее.
Привратника не было, двор был пуст и Кузьма Терентьев тотчас же направился в дальний угол сада — место
обычных его свиданий с Фимкой. Так ее не было, но он не ошибся, предположив, что уже несколько раз в этот день побывала она там и должна скоро прийти туда. Не прошло и четверти часа, как в полуразрушенную беседку, где обыкновенно они с Фимкой крадучи проводили счастливые минуты взаимной любви, и где на скамейке сидел теперь Кузьма, вбежала молодая
девушка.
Он понял, что эта
девушка пришла освободить их, что это и есть зазнобушка его нового ратника — Григория, и вместе с спокойствием за будущее его ум посетили и
обычные сладострастные мысли.
Дарья Николаевна, между тем, начала свою
обычную расправу с остальными свидетелями освобождения из-под ее власти молодой
девушки.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась
девушка, но сейчас же, со своим
обычным переходом к милой серьезности, добавила раскаивающимся голосом: — Быть может, он болен, а мы смеемся.